Яппи: история субкультуры

0
7260

Яппи этоЯ помню, что впервые услышал слово на букву «я» в 1983 году, когда делил с лучшим другом квартиру в Ист-Виллидж, зарабатывал на хлеб, работая ридером в издательстве Random House, и писал первый роман. Наслаждаясь полуденным завтраком (в Ист-Виллидж мы не пользовались словом «бранч», завтрак начинался тогда, когда я просыпался) в «Веселке» на Второй авеню. Кафе «Бинибон», где завтракал раньше, недавно закрылось после того, как Джек Генри Эбботт зарезал официанта и драматурга Ричарда Эйдана на улице снаружи. Нарочито забрызганный красками художник, сидевший рядом со мной у стойки, пробормотал: «Чертовы яппи». Я поднял глаза и увидел усаживающуюся молодую парочку, которую сам описал бы словом «преппи» (Преппи — изначально стиль одежды, соответствующий форме учащихся престижных колледжей — pre-college preparatory. Впоследствии так стали называть и соответствующую социальную группу.). В своей хлопчатобумажной одежде они были похожи на гостей из Верхнего Ист-Сайда. Мы же все как один были нонконформистами — черные джинсы, черные футболки с группами Ramones и Television. Как выпускник Уильямс-колледжа, я знал о преппи все еще до того, как они стали мейнстримом после публикации «Официального справочника преппи» в 1980 году. Мой младший брат, студент Дирфильдской академии, был преппи. Многие мои одноклассники были преппи. Но о субкультуре яппи я раньше не слышал.

Скорее всего, этот термин впервые появился в печати в 1983 году, когда колумнист Боб Грин написал колонку о бывшем лидере йиппи (Йиппи — леворадикальное контркультурное движение-партия, основанное американскими активистами Джерри Рубином, Эбби Хоффманом и Полом Красснером в 1967 году. В 1980-е Рубин работал брокером на Уолл-стрит, в 1990-е увлекся сетевым маркетингом в области здорового питания) Джерри Рубине, проводившем в «Студии 54» семинары по «нетворкингу».

Грин цитировал одного из участников этих семинаров, сказавшего, что Рубин превратился из лидера йиппи в лидера яппи. Этим неологизмом называли молодых городских профессионалов. Термин «яппи» намекает на некоторую эволюцию — или деволюцию — от хиппи к яппи. В этой истории было все: парадоксальное превращение трикстера-революционера в предприимчивого чирлидера капитализма, роскошный дворец бездумного гедонизма и броское словечко, описывавшее новое моментально узнаваемое меньшинство. Как только у них появилось имя, мы внезапно поняли, что они везде, как люди-стручки во «Вторжении похитителей тел», особенно здесь, в Нью-Йорке, самом урбанизированном из всех городов. Мы даже могли узнать в них себя.

Уже после того как мне впервые встретился настоящий яппи, я увидел первое граффити «Умрите, чертовы яппи», которое вскоре уже боролось за популярность с бессмертным «Жрите богачей». Оскорбительный тон с которым слово на букву «я» произносилось на Восточной пятой улице, был вызван быстрым ростом цен на недвижимость в Ист-Виллидж. После десятилетий относительной стабильности, когда этот район стал бастионом эмигрантов из Восточной Европы и молодой богемы, легко забыть, что когда-то он был горячей точкой, где грабежи и насилие не были ничем выходящим из ряда вон. «Ангелы ада» правили Восточной третьей улицей, а после наступления сумерек на восток от Второй авеню можно было ходить только на свой страх и риск. Копы туда не совались.

Даже в Вест-Виллидж по современным меркам было неспокойно, а на Таймс-сквер царило ужасающее запустение. Если хотите представить, как выглядела эта урбанизированная пустыня, посмотрите «Таксиста» или «Французского связного». Но дело не только в том, как выглядел город. Тогда Нью-Йорк был гораздо более расово и классово разобщенным, чем сейчас. В Маленькой Италии все еще жили в основном итальянцы, в Ист-Виллидж было много украинцев. Состоятельные белые по-прежнему селились в Верхнем Ист-Сайде, к западу от Третьей авеню; Гарлем, конечно же, был на 99% черным, и многие белые жили в смертельном страхе заснуть в метро и проснуться на 145-й улице. Белый средний класс покидал город, бушевала эпидемия героина и преступности. Когда я впервые переехал сюда, ограбление было ритуалом зрелости. В две мои первые квартиры вламывались грабители, а «Фольксваген» 1966 года, который родители подарили мне на выпускной, угоняли не единожды, а дважды. Это происходило на Манхэттене до эры яппи, в городе, которому отчаянно требовалась джентрификация (Джентрификация — процесс реконструкции зданий и улучшения инфраструктуры района, сопряженный с ростом цен на недвижимость и, как следствие, вытеснением менее финансово состоятельных жителей более обеспеченными).

Во второй половине 70-х почти всерьез говорили о том, что город покинут молодые, состоятельные и активные, оставив его пожилым, бедным и пассивным. Но вскоре после избрания Рональда Рейгана в 1980-м стало ясно, что Нью-Йорк взял себя в руки и справился с финансовой, физической и психической разрухой 70-х. На Уолл-стрит появились новые рабочие места. В какой-то момент приток амбициозной молодежи превысил число покидавших город. Хотя многие из них предпочитали традиционно буржуазные районы Верхнего Ист-Сайда, другие заселили прежде маргинализованные и просто опасные районы, такие как Верхний Амстердам и Коламбус, или колонизировали старые фабрики в нежилых районах, например Сохо, Трайбеке и Ист-Виллидж. Когда это делали художники, это называлось «гомстэдинг». Когда примеру художников последовали люди, которым полагалось по работе носить кожаные сандалии (яппи), это называлось джентрификацией. В районе, где я жил раньше, реставрировалось некогда величественное, но давно заброшенное здание под названием «Кристадора», располагавшееся на восточной стороне Томпкинс-сквер-парка и превратившееся в горячую точку войны против джентрификации, или яппификации. «Кристадора» стала мишенью множества протестов и беспорядков, участники которых выставляли жадных застройщиков и их клиентов-яппи в роли злодеев. Тот факт, что его обитателями позже стали Малкольм Макларен и Игги Поп, несколько смазало стереотип. Был ли Игги яппи? Макларен — возможно. Такие этические и номенклатурные дилеммы стояли перед нами, в то время как вокруг нас менялся Нью-Йорк, мы начали зарабатывать больше денег и покупать эспрессо-машины.

Художественная сцена Ист-Виллидж, зародившаяся с открытием «Веселой галереи» Патти Астор в 1981 году, вступила в фазу расцвета в конце 1983 года, когда галереи начали привлекать толпы состоятельных посетителей, которых основатели сцены презирали. После того как яппи получили свое название, они стали символом внутреннего противоречия в мире искусства, которое мы сегодня почти не замечаем: главный потребитель всей продукции, эпатирующей буржуазию, — это сама буржуазия. Баскиа не продавал полотна по 50 000 долларов таким же наркоманам, как он сам.

С самого начала идея яппи заключала в себе некоторую путаницу между субъектом и объектом, некую саморефлексию: «Мы встретились с врагом, наш враг — это мы сами». Не считая сквоттеров с ирокезами, на Манхэттене трудно было найти человека, который не избежал бы влияния нового стиля жизни. Что достаточно было делать, чтобы считаться яппи? Ходить в спортзал? Нюхать кокаин? Есть сырую рыбу? Когда я услышал, как один агент с киностудии назвал яппи компанию банкиров в кинотеатре «Одеон», я подумал: «Сам такой».

Почва была подготовлена избранием Рональда Рейгана, бывшего актера с голливудской улыбкой, и его властной женой Нэнси. Миссис Рейган потратила 25 000 долларов на наряд к церемонии инаугурации, а плановый ремонт жилых помещений Белого дома должен был обойтись в 800 000 долларов. Судя по тому, с каким придыханием цитировалась эта цифра, тогда эта сумма была значительной. Стоимость президентского столового фарфора (209 508 долларов) кажется значительной и сейчас. Настоящая роскошь!

Майкл Джей Фокс в роли Алекса КитонаПосле многих лет, на протяжении которых Джимми Картер сочувствовал нам, призывал умерить ожидания и нести свою ношу, Рейганы казались раскованными сторонниками веселой жизни. Потребление стало благом, его не нужно было скрывать. Рейган заявил, что в Америке взошло солнце, что означало, что 60-е закончились (Рейганомика — в период президентства Рональда Рейгана с 1981 по 1989 год американское правительство проводило курс экономической политики, в рамках которой снижались налоги и стимулировалось производство товаров и услуг).

Тогда мы не подозревали об этом, но новый тип человека родился 22 сентября 1982 года с выходом в эфир сериала «Семейные узы», где Майкл Джей Фокс появился в роли Алекса Китона, молодого республиканца с портфелем. Сейчас ясно, что Китон был протояппи (за роль образцового яппи актер получил три премии «Эмми», один «Золотой глобус», а также две премии Гильдии киноактеров США).

Родившийся в Африке в семье хиппи, когда его родители работали в Корпусе мира, он носил галстук дома, преклонялся перед Рональдом Рейганом и мечтал о карьере на Уолл-стрит. Шоу шло семь сезонов, с 1982-го по 1989-й, и отразило странную культурную инверсию: консервативное молодое поколение отбросило либеральные ценности своих родителей. Создатели сериала планировали, что он будет посвящен родителям, но молодой республиканец вскоре затмил всех. Сначала он казался диковиной, но затем стал восприниматься как воплощение духа времени.

«Кто такие яппи? Кто эти энергичные люди в кроссовках с бутылками питьевой воды в руках и квартирами за 450 000 долларов с паркетными полами?» — спрашивал журнал Time в номере от 9 января 1984 года. «Яппи, — сообщали нам, — стремятся заработать кучу денег и достичь совершенства при помощи фитнеса и терапии». Вышедшая тогда книга «Справочник по яппи» определяла свой предмет так: «Яппи — это модное обозначение молодого городского профессионала любого пола, удовлетворяющего следующим критериям: 1) живущего в одном из крупных городов или их окрестностях; 2) заявляющего о возрасте от 25 до 45 лет; 3) стремящегося к славе, известности, престижу, высокому социальному статусу, власти, богатству или любому сочетанию вышеперечисленного; 4) любой, кто по выходным устраивает бранч или тренируется после работы».

Судя по всему, существа, анатомируемые в «Справочнике по яппи», были достаточно многочисленны, чтобы их заметили, и достаточно редки, чтобы при встрече с ними пожимать плечами. Слова «бранч» и «тренировка» тогда были еще в новинку и казались смешными. Некоторые приметы яппи — плетеные ковры, комнатные папоротники, паркет — кажутся ожидаемо устаревшими. Но многие другие — европейские автомобили, деликатесы, одежда от знаменитых дизайнеров, суши, компьютерная грамотность — 25 лет спустя уже не производят того экзотического впечатления, на которое надеялись авторы. Ох, эти чокнутые яппи, едят сырую рыбу и ходят в спортзал!

Субкультура яппиКак и хиппи, яппи были бэби-бумерами, бунтовавшими против родителей. Но яппи отвергали не столько политические взгляды родителей, сколько их эстетические пристрастия и ограничения бюджета. Яппи казались аполитичными. Урбанизированность, одна из их главных отличительных черт, была реакцией на то, что многие из них выросли в пригородах. Их эпикурейство, скорее всего, было реакцией на то, что многим из них в детстве пришлось есть консервы и замороженные продукты. Что же до их главной амбиции, то BMW (из всех марок дорогих автомобилей именно за BMW 3-й серии в конце 1980-х — начале 1990-х закрепилась репутация образцового автомобиля для яппи) и лофты площадью 5000 квадратных футов были недешевы даже в 1984 году.

Но конечно же, даже такая карикатурная версия яппи намного глубже, поскольку их стремление к самосовершенствованию распространялось и на физическую форму. Трудно поверить, но на Манхэттене в 1979 году было не так много спортзалов.

Мой первый роман «Яркие огни, большой город» вышел в сентябре 1984 года, хотя действие там происходит на несколько лет раньше, когда Нью-Йорк был беднее и грязнее. Я был несказанно удивлен, когда «Уолл-стрит джорнал» назвал меня голосом яппи. Главный герой романа — фактчекер, мечтающий стать писателем, и если я не ошибаюсь, сырой рыбы он в романе не ест. Его друг Тед Аггагэш — рекламщик, вхожий в любые двери, мальчик с окраины, освоившийся в центре города, гораздо больше похож на яппи.

И оба они потребляли кокаин, «боливийский порошок», наркотик, ставший символом 80-х так же, как кислота была символом 80-х. На короткое время кокаин казался идеальным наркотиком для умных и успешных. Мы знали, что героин вызывает зависимость, а спиды убивают, но кокаин казался безвредным. Он помогал всю ночь оставаться на ногах, а если на следующий день тебе было плоховато, помогал прийти в себя лучше, чем двойной эспрессо. Незадолго до появления первого граффити «Умрите, мерзкие яппи» знакомый обратил мое внимание на объявление организации «Анонимные кокаинисты» в газете «Виллидж войс». Это нас необыкновенно развеселило, словно бы мы наткнулись на объявление «Анонимных толстосумов» или «Анонимных любителей икры» (идея зависимости от секса в те времена вызвала бы у нас припадки истерии.) Мы просто не думали, что хорошего может быть слишком много. Отчасти причина этого заключалась в том, что мои друзья работали в издательствах и занимались искусством, поэтому наш бюджет был ограничен. Мы не покупали кокаин килограммами.

Но даже те, кто это делал, считали, что открыли вечный двигатель. Даже когда в 1982 году умер Джон Белуши, мы убеждали себя в том, что спидболл остановил его сердце из-за героина, а не кокаина. Когда мы заметили, что хорошего все-таки бывает чересчур, десятилетие почти прошло. Кокаин оказался прекрасным символом культуры бесконтрольного потребления, основанной на вере в то, что последствия своих действий можно бесконечно отсрочить. Употреблявший кокаин словно вставал на беговую дорожку. Сколько дорожек ни занюхай, удовлетворение недостижимо. И многие из нас убедились в том, что все хорошее когда-нибудь кончается, 19 октября 1987 года, когда фондовый рынок обрушился после долгого опьяняющего подъема.

Через несколько месяцев после черного вторника Newsweek объявил о том, что история яппи завершена, и с тех пор многочисленные комментаторы продолжают писать некрологи, самым эффектным из которых стал роман Брета Истона Эллиса «Американский психопат», выпущенный в 1991 году (автор великого романа-отходной по яппи продолжил бичевать пороки современного капитализма в «Информаторах» (1994), «Гламораме» (1998), «Лунном парке» (2005) и «Ампирных спальнях» (2010)).

Патрик Бэйтмен — уберяппиПародия Эллиса на вещизм той эпохи настолько тотальна, что кажется почти исчерпывающей. Патрик Бэйтмен — уберяппи, среди хобби которого случайно оказались насилие и убийства. Его вкус безупречен, а вкус был главной отличительной чертой яппи. Если кто-нибудь спросит меня, что такое яппи, как это недавно сделал мой сын, мне достаточно будет указать на Бэйтмена: «Хотя сегодня после работы я хорошо потренировался в спортивном клубе, но сейчас я снова разнервничался, поэтому делаю 90 упражнений на пресс, 150 отжиманий и 20 минут бегаю на месте, слушая новый CD Хьюи Льюиса (Лидер американской блюз-рок группы Huey Lewis and the News, чей хит The Power of Love триумфально прозвучал в фильме «Назад в будущее». Имя музыканта попало в один ряд с наименованиями брендов, заполняющих мир героя «Американского психопата»). Принимая горячий душ, я мою лицо новым отшелушивающим кремом Caswell-Massey, а тело — жидким мылом Greune, затем смазываю лицо кремом Neutrogena, а тело — увлажняющим кремом Lubriderm. Я выбираю, что надеть. Один вариант-костюм от Bill Robinson (шерсть с крепом), который я купил в Saks, хлопчатобумажная жаккардовая рубашка от Charivari и галстук от Armani. Или спортивный пиджак в синюю клетку (шерсть с кашемиром), хлопчатобумажная рубашка и шерстяные брюки в складку от Alexander Julian, а также шелковый галстук в горошек от Bill Blass».

В лице Патрика Бэйтмена Эллис создал взрослого злобного близнеца Алекса Китона, для которого костюм от «Армани» дороже, чем человек, который его носит. Слияния и поглощения? Убийства и казни? Их легко перепутать, как и почти взаимозаменяемых друзей, любовниц, коллег и жертв Патрика.

Хотя этот термин напоминает о 80-х, яппи не уходили в историю. В 2000 году Дэвид Брукс попытался откалибровать идею, придумав слово «бобо», обозначавшее более просвещенного потребителя, сочетавшего эгоизм 80-х с либеральным идеализмом предшествовавшей эпохи. Словом на букву «я» он называл менее просвещенных потребителей.

Тем временем в субкультуре яппи выросла еще одна ветвь — хипстеры. Хипстеры считали себя полной противоположностью яппи. В отличие от своих предшественников они хотели, чтобы о них судили не по амбициям или месту работы, но по нарочитому равнодушию к ним. Можно сказать, что в этой субкультуре культ потребления был еще более преувеличен. Их кодекс, увековеченный в 2003 году Робертом Лэнхэмом в его гиперироничном «Справочнике хипстера», был элитарным, определяющей чертой была оппозиция мейнстриму. Консюмеризм хипстеров отстаивал ценности альтернативы и независимости, отрицая бренды, признанные яппи, и заменяя их своими.

Рубашки с отложным воротником от Turnbull & Asser сменили винтажные футболки, а шардоне — Pabst Blue Ribbon. Но любите ли вы Starbucks или ненавидите, мир, в котором нас определяет то, выбираем ли мы джинсы и кофе, гораздо большим обязан Алексу Китону, чем Эбби Хоффману.

И словно бы доказывая, что хипстеры и яппи — братья по крови, такие выросшие в бедных районах Нью-Йорка колумнисты, как Денис Хэмилл и Джимми Бреслин по-прежнему находят яппи удобным термином для критики определенного сорта рафинированных обитателей Нью-Йорка, хотя те, вполне возможно, назвали бы себя хипстерами.

В Бруклине и Квинсе наверняка осталось немало попивающих Budweiser членов профсоюзов, которые рассмеялись бы от одной мысли о том, что кто-то ходит в спортзал или покупает кофе где-то кроме дели. Но в целом, если субкультура яппи еще не стала нашей общей культурой, то именно к этому мы стремимся. Люди-стручки захватили мир. Идеал потребления элитных товаров, преклонение перед брендами и лейблами, стремление достичь телесного совершенства с помощью физических упражнений и хирургии — разве все это похоже на старомодные привычки ушедшей в прошлое тусовки?

Автор: Джей Макинерни

Как узнать современного яппи?

Считается, что эта несколько уничижительная кличка молодых городских профессионалов или молодых мобильных профессионалов (усиливаемая словечком «чертовы») впервые появилась в печати в 1980 году в статье Дэна Ротенберга (В статье «Об этом городском ренессансе…», опубликованной в майском номере журнала Chicago в 1980 году, журналист, редактор и писатель употребил слово «яппи» в значении «молодые городские профессионалы» — young urban professionals. Речь шла о новом поколении, которое отвергает комфортную пригородную жизнь родителей и предпочитает жить в центре города — поближе к источникам заработка), хотя он не утверждает, что придумал это слово. Поиск с помощью Google Ngram показывает, что частота употребления этого слова в книгах начала расти в 1983 году и достигла пика десятилетием спустя.

История возникновения субкультуры яппиНеудивительно, что эпоха расцвета яппи пришлась на то время, когда мрачные 70-е уступили под напором легких денег на фондовой бирже (и продлилась по крайней мере до 1987 года), когда закончившие университеты брокеры и бэби-бумеры начали инвестировать свои средства после периода юношеских заигрываний с контркультурой. Самыми яркими появлениями яппи на телеэкранах стали «Тридцать-с-чем-то» (сериал про молодых родителей, которые в годы юности были представителями контркультуры 60-х, а затем превратились в образцовый средний класс, выходил с 1987 по 1991 год и собрал 13 премий «Эмми») и «Сайнфелд». В кинотеатрах они появлялись так часто, что всего не перечислишь, но для начала стоит вспомнить «Большое разочарование» и «Когда Гарри встретил Салли», а из того что помрачнее — фильмографию Майкла Дугласа 1987 года («Уоллстрит» и «Смертельное влечение»).

Сегодня мы имеем множество аналогов, таких как «Любовь по-взрослому» (и почти все остальные романтические комедии), а среди телесериалов — «Вместе», недавно закончившиеся «Родители» и «Как я встретил вашу маму» (как и большинство драмеди и ситкомов). Но их персонажей, покупающих натуральные продукты, посещающих спортзалы и живущих в собственных домах, не называли яппи с такой уверенностью, как персонажей из прошлой эпохи. Вовсе не потому, что они не были состоятельными нарциссами. Были. Но выглядели теперь по-другому.

Яппи больше не стоит в триумфальной позе на носу своей яхты, а настороженно занимает оборонительную позу, защищаясь от финансовых неурядиц и экзистенциальной тревоги. Эта неуверенность расщепила единую идентичность яппи на несколько личностей, родословную каждой из которых можно проследить до предков из 80-х.

Но вместе эти микрояппи столь же сильны, как и их прародители, если не сильнее. Три десятилетия назад яппи воспринимались как эгоистичные чужаки, вторгнувшиеся в Америку, пережившую 20 лет радикального активизма и осмысленного прогресса в сфере гражданских прав и эмансипации женщин. Полтора поколения спустя мы настолько усвоили ценности яппи, что уже не замечаем, когда они возникают среди нас — или мы сами становимся ими (обобщение о тех, кто обладает экономическим и социальным капиталом, конечно же, не учитывает огромное число американцев, не имеющих возможности стать яппи).

Кинокритик Доминик Корри из «Нью-Зиланд геральд» выделил и описал существовавший в 80-х и 90-х жанр фильмов «яппи в опасности». Поскольку у обеспеченных героев этих фильмов нет реальных проблем, их невероятные злоключения обычно вращаются вокруг убийств и склонности к сталкерству.

Предложенный кинокритиком Домиником Корри список фильмов, составляющих канон им же придуманного субжанра: «Смертельное влечение» (1987); «Рука, качающая колыбель» (1992); «Одинокая белая женщина» (1992); «Район Пасифик-Хайтс» (1990); «Мертвый штиль» (1989); «Готова на все» (1993); «Дурное влияние» (1990); «Временная секретарша» (1993); «Незаконное вторжение» (1992); «В постели с врагом» (1991).

Хотя в Голливуде по-прежнему любят, когда безумный злодей портит жизнь честному протагонисту, яппи в кино сегодня скорее столкнется с увольнением или крахом банка, где хранятся его деньги. И это — самое главное различие. Жажда наживы была главной чертой яппи 1980-х. Страх потерять свою собственность и обнищать можно назвать определяющей чертой яппи современных. Яростная защита собственных накоплений кажется менее предосудительной, чем строительство планов по обогащению, даже если это всего лишь реакция на обстоятельства. Но мы обманули себя, думая, что стремимся к деньгам меньше, чем яппи 1980-х, и возложив вину на вечных злодеев — банкиров. Обвинив людей этой презираемой профессии в финансовом кризисе 2008 года, мы забываем о том, что сами злоупотребляли услугами банков.

Яппи XXI  векаЕсли во времена Рейгана Уолл-стрит считалась спасителем экономики после 70-х, сегодня, после Джорджа Буша младшего, финансового кризиса и многолетней войны с терроризмом, ее место заняла Силиконовая долина Барака Обамы, куда цифровая золотая лихорадка влечет молодых ученых в худи.

Высокотехнологичный бизнес служит в XXI веке прикрытием для яппи. Мы восхищаемся его лидерами, почти как кинозвездами (и действительно, кинозвезды часто играют их роли — в случае Стива Джобса это произошло дважды за три года). В опросе 15 000 молодых людей, проведенном в 2014 году Collegefeed, 11 из 12 лидирующих компаний, где они хотели бы работать, принадлежали к индустрии технологий.

Хотя те, кто придумывает новые идеи и услуги, обычно гораздо менее противны, чем те, кто делает ставки и заключает сделки, и даже достойны восхищения — давайте назовем вещи своими именами. С каким бы пылом технари и бизнесмены ни утверждали, что они «хотят изменить мир» (смотрите любую серию «Акульего резервуара»), лишь немногие из них стремились бы к этому, если бы не перспектива солидной прибыли. Молодые сотрудники Силиконовой долины, неуклюжие и небритые, кажутся искренне влюбленными в программирование, но их цель — деньги и власть — типична для яппи, даже несмотря на отсутствие у них социальных навыков.

Поколению миллениума досталась в наследство слишком хрупкая экономика, и неподъемные студенческие займы не дают им окончательно превратиться в яппи. Но со своими предками их роднит любовь к показному потреблению (фотографии еды, вечеринок и отдыха в инстаграме) и игрушкам (дорогие машины, недвижимость и картины сменила высокотехнологичная и более доступная продукция Apple).

Кроме того, у яппи есть родственники, и все они — ненасытные потребители разных продуктов. Это джентрификатор (читай: белый человек), переехавший в «развивающийся» (читай: исторически цветной) район, когда там открылся магазин натуральных продуктов; метросексуал (этот термин уже устарел, потому что применяется к слишком широкому спектру людей), следящий за своей внешностью так же маниакально, как Патрик Бэйтмен из «Американского психопата»; «бро», перебравшийся из студенческого общежития в спортбар; его подружка, потягивающая тыквенный латте; фуди; велосипедист и так далее. И конечно же, хипстер, которым никто не согласится себя признать. В своем профессиональном равнодушии, презрении или ироническом присвоении мейнстрима хипстер может казаться противоположностью яппи. Но самые богемные из хипстеров наслаждаются благами развитого капитализма, если могут их заполучить: фирменными джинсами и кедами Chuck Taylor, бурбоном, маринованными в кленовом сиропе лепешками темпе, одолженным паролем от НВО Go и iPhone с растрескавшимся экраном (все это я люблю и сам, хотя я, разумеется, не… Упс…). Хипстер просто не так сильно стремится заполучить эти блага и не выказывает свое желание потреблять: это яппи в секонд-хенде.

Возможно, хипстеров стоит даже похвалить за изобретательный бунт против карьеризма яппи. Они поняли, как получить максимальный комфорт, прилагая при этом минимум усилий к работе, убедились, что стиль жизни яппи не удовлетворил их (возможно, разведенных) родителей-бэби-бумеров, махнули рукой на традиционную взрослую жизнь и теперь сокращают расходы, поскольку спад экономического роста не сулит им ничего хорошего.

Бунт хипстеров не настолько радикален, как бомбардировка Пентагона группировкой синоптиков. Но в нашу яппифицированную эпоху даже он может называться революцией.

Автор: Тедди Уэйн

Яппи в России

В СССР прямых аналогов яппи, разумеется, быть не могло по причинам понятным и по-своему уважительным, а впрочем, некоторые забавные отголоски заокеанской фактуры приходят на память. Так, например, ровно в 1984 году (то есть в год яппи, по Newsweek) Шевчук написал пасквильный гимн неким мальчикам-мажорам, сделав акцент на их своеобразном ресурсном проклятии, а также приписав им завидную сексуальную и общую гедонистическую активность. Что ж, поскольку социологический облик яппи не отличается оригинальной идеологической статью и вполне укладывается во вневременную конъюнкцию «быть дельным человеком и думать о красе ногтей», то при желании яппи вполне можно вписать в советский пейзаж на фоне корпоративной квартиры, МГИМО, дипломатической работы и собственно песни Шевчука. Однако само слово, очевидно, не прижилось, и оттого реальность успеха вышла с причудами. В русских разговорах последних 20 лет можно было услышать черт знает что, в частности, в тех или иных преждевременных автобиографиях мелькали соответствующие калькированные откровения типа «я был хиппи» или даже «я был джанки». Но чтобы кто-то произнес «я был яппи»? Такого слышать не приходилось. Неназванный русский яппи в итоге и застрял где-то между мажорами, комсомольскими работниками, фирмачами, эффективными менеджерами и иными ругательствами. Или, если пользоваться местными литературными изысканиями, между поколением П и гибридным неологизмом-оборотнем дуxless.

Яппи в РоссииКлассический яппи в первую очередь заточен на успех, но успех поступательный — яппи не парвеню, их правила игры не подразумевают растиньяковских зигзагов: правильный род занятий случается только по окончании правильного же колледжа. Яппи моделируется как некий усредненный объект мужской зависти, сочетающий, как писал Набоков по другому поводу, «привлекательность отставного спортсмена с милой манерностью светского кретина». Яппи-молодое (что в данном случае синоним «перспективное»), деятельное, образованное, бездетное, обеспеченное и оттого сексуально состоятельное существо — набор данных, слишком очевидных для подражания. Однако при всех слагаемых успеха в них было что-то отвлеченное и самостийное — все же, как ни крути, это неформальное объединение молодежи, соответственно, не вполне надежное и изнутри подверженное трансформациям (не зря же иные социологи видят в яппи одну из мутаций хиппи). Несмотря на страсть к имущественным достижениям, в них не было того религиозного айнрэндовского служения капиталу, когда сама идея заработка автоматически превращала своего адепта в сверхчеловека и титана-аскета. Глобальной личностной характеристикой яппи были завышенные потребительские стандарты, они со своей декларированной страстью к офисной работе превращали сам процесс созидания в потребление, и термин «трудоголик» в данном случае был весьма кстати со своими коннотациями болезненного упоения. С другой стороны, не было в них и той нежной и плохо контролируемой ретроромантики большого взрывного куша — воспетые Фитцджеральдом молодые богачи были из другого теста, нового Вавилона у яппи не получилось, и никакая Дейзи Бьюкенен не зарыдала бы от нежности к их оксфордским рубашкам. В яппи с рождения присутствовали известная декоративность и нечто вызывающе субкультурное (и оттого уязвимое) в своем пристрастии к дресс-кодам и шаблонам потребления. Сама фонетика этого слова обещала что-то церемонное и прикормленное, наводящее, скорее, на мысль об аквариумных рыбках, нежели капиталистических акулах (кстати, об аквариуме: характерно, что в России нулевых годов разнообразных микро- и квазияппи стали называть офисным планктоном).

Поэтому для писателей и сценаристов они стали удобным обходным листом, в который можно было вписывать любые сюжетообразующие девиации — приторно-мерная жизнь яппи вечно оборачивалась или бойцовским клубом, или потрошением девиц, или просто каким-нибудь фатальным влечением (в этом смысле русским кинематографическим аналогом «Уолл-стрит» может служить «Забытая мелодия для флейты», вышедшая в том же 87 году — про стареющего яппи с баночной ветчиной и в английских ботинках, угодившего в разгар перестроечной и сексуальной турбуленции). Если же оставить эти фантазии на совести создателей, то нетрудно предположить, что яппи — это, в общем, обычная сезонная модель поведения, объяснять которую удобнее по Марксу, нежели по Ницше или Фрейду, то есть в терминах экономической теории и без обращения к возвышающим философским категориям. Как выражался по другому поводу Андрей Вознесенский, молодые гномики экономики.

Автор: Максим Семеляк

Оставьте ответ

Введите ваш комментарий!
Введите здесь своё имя